Я знаю Лену уже очень много лет, еще с самого начала ее журналистской карьеры. На определенном этапе ее обучение и становление проходило в одной крупной харьковской газете, которую я в тот период возглавлял, так и познакомились. Кстати, когда не так давно Лена и Егор гостили у меня в Берлине, мы вспоминали то веселое время. В общем, связь мы не теряем, поэтому сразу после выхода фильма я договорился с Леной, что она даст мне интерью по поводу своего фильма. Надеюсь, эти вопросы и ответы будут интересны и вам.
Для меня этот фильм не просто хорошая журналистская работа, но еще и достаточно смелый поступок со стороны Лены. В то время пока многие, не слезая с дивана и питаясь слухами, геройски рассуждают в своих блогах и постах о судьбах страны, она берет камеру и едет туда, где можно и в подвал загреметь. И рассказывает о простых людях, которые живут своей обычной, пусть и тяжелой, жизнью. В фильме нет рассуждений о политике, нет констатации вполне ожидаемых выводов. Это беспристрастный взгляд журналиста, а не все сейчас любят такой взгляд. Ныне нужно обязательно продемонстрировать свою безупречную патриотическую позицию и жестко заклеймить идеологического противника, иначе никак. Многие предпочитают видеть мир только в черно-белом цвете. И если под эти цвета можно подвести некоторые политические и одиозные фигуры, а также, что естественно, бандитов и террористов, то рисовать такими красками всех людей по обе стороны конфликта не совсем разумно. Автор фильма это прекрасно понимает.
Игорь Магрилов
"Донбасс. Жизнь Впереди". Фильм Елены Солодовниковой:
- Лена, почему ты сделала главными героями своего фильма именно детей?
– Дети честнее взрослых, они воспринимают все острее и правдивее. Но, в то же время, они всегда мини-копия родителей, которые вкладывают в них свои мысли и восприятие жизни. Все дети на войне, разумеется, оказались не по своей воле. И ясно, что донецкие школьники и даже пятилетки, уже никогда не забудут о том, как им пришлось переживать бомбежки, голод! И это все происходит в моей стране, а не где-то далеко, в абстрактной стране. Я не могла представить, что в Украине дети будут голодать! Но это горькая правда, и мне об этом рассказывают в фильме. Нужно было видеть, с какой жадностью они уплетают «Мивину» из пайков служащих и гуманитарки.
Главный вопрос, который меня мучает, как эти «дети войны» поведут себя лет через пять? Будут ли они мстить за своих убитых родителей? Смогут ли воспринимать Украину как родину?
Все это уже было в 90-х в Чечне. Те, кто ходил в школу во время первой кампании, сегодня уже поколение 30-летних. И большинство из них не могут просить россиянам то, что они пришли на их землю убивать. И до сих пор хотят крови за кровь. Кого будут обвинять в своем горьком детстве дети Донбасса – это мы скоро узнаем. Возможно, когда дети-герои фильма подрастут, а в Донбассе наконец-то настанет реальный, а не бумажный мир, сниму об этом продолжение.
– Тяжело ли было договориться с властями «ДНР» о съемках?
– У меня не было с этим проблем, так как я с самого начала конфликта не называла их террористами, не делала единственными виновниками ситуации. Все очень сложно – политика и пропаганда творят страшные вещи. Так вот, я считаю приемлемым только термин «сепартист» для тех, кто выступает за отделение Донецка от Украины, это вполне соответствует значению слова, в нем нет ничего обидного. И сепаратистов среди мирного населения там не так уж и много, большинство за то, чтобы все было, как до войны.
– Считаешь ли ты, что украинским журналистам нужно больше освещать жизнь на оккупированных территориях?
– Разумеется. Коллеги туда не ездят не потому, что их не пускают, а потому что не хотят. У меня были разговоры с украинскими военкорами, которые прямо говорят: пока там оккупация, я не поеду, только после освобождения. Это позиция не журналиста, а пропагандиста, работающего только на одну из сторон конфликта. Как репортер ты обязан интересоваться, что происходит по ту сторону. В принципе, когда война происходит в твоей стране, сохранять объективность очень сложно. Поэтому лучше или не браться за такую работу, или честно признать, что да – я занимаюсь пропагандой. В таком случае, я никого не осуждаю, это их право.
– Ты участвовала в переговорах по спасению из плена своего мужа Егора Воробьева, поэтому хорошо знаешь некоторых людей с той стороны, знаешь ситуацию. Тебе было страшно туда ехать? Там еще помнят о Егоре?
– В одной из поездок в Донецк я даже успела познакомиться и снять так называемого казачьего атамана Юрия Сафроненко, на базе которого удерживали Егора. Успела, потому что через месяц его подразделение расформировали, а сам он сбежал. Было интересно посмотреть на тот двор в Макеевке, где Егор просидел в сарае больше месяца. Поговорить с Сафроненко, узнать его философию, почему он из производителя могильных плит вдруг перевоплотился в атамана – для меня он объект исследования, для историков пригодиться.
Кроме того, на тот момент казачки держали в плену 10 украинских военных. Мне разрешил их снять. Были попытки и уговорить отпустить кого-то в качестве благородного жеста, но, увы, Сафроненко отказался.
По поводу страшно – такого не было, я же не выезжала на боевое задание, где можно случайно подорваться на мине. У меня интерес цивильный. А Донецк сам по себе остается городом, где осталось чуть меньше половины населения. О Егоре мы общались с представителями ДНР, которые его помогали освобождать.
– Почему ты поехала одна, без оператора?
– Поехала одна, потому что один из самых сложных моментов командировки – логистика. Я ехала в ДНР из Константиновки, это крайняя остановка поезда в том направлении. Потом начинаются разбитые дороги и блок-посты. Как проходит дорога, я по горячим следам написала в своем блоге. Сейчас там еще сложнее, часть пути между блок-постами приходится проходить пешком.
Я ехала, как и все дончане, в обычном автобусе. Брать с собой кучу дорогой техники и света не было смысла, для качественного репортажа достаточно маленькой камеры. Главное – смысл того, что говорят люди, их эмоции. В Донецке они зашкаливают. С оператором такая история – еще один человек в командировке, дополнительные расходы, а фильм я снимала за свои деньги. Поэтому решила обойтись собственными силами, тем более, что, будучи оператором, я фиксировала свой взгляд на происходящем. Из-за этого фильм получился очень личным.
Кстати, в Донецке почти все корреспонденты, в том числе из Европы, – стрингеры, сами и снимают, и спрашивают. Там этому никто не удивляется.
– Ты проезжала и украинские, и сепаратистские блок-посты. Из публикаций тяжело понять, как все же они работают, пишут о сложностях с их пересечением. Как было у тебя?
- На наших блок-постах нужно показывать или пропуск, или аккредитацию. В ДНР – только паспорт, если тебя нет в чёрных списках, то пропускают.
– У тебя есть аккредитация Министерства оброны Украины. Об этом знали на той стороне? Не могло ли это осложнить процесс съемок?
- Никто не спрашивал. Но есть много репортеров из-за рубежа, с которыми я познакомилась, и они говорят, что им с пресс-службой ДНР работать намного легче, чем с нашими из Минобороны. Мол, их никуда не пускают у нас, очень проблемно снимать. Почему так происходит, и почему официальная Украина закрывается от мировых СМИ? Глупая стратегия, наоборот, нужно максимально содействовать в работе иностранцев, это в наших интересах.
– Кто определял места съемок? Мешали ли тебе работать – контролировали, отсматривали, что сняла? Присутствовали на съемках люди с оружием, какие-то кураторы?
– Никаких кураторов не было, как и людей с оружием (во всяком случае, они его не выставляли напоказ, хотя оружие в Донецке есть у многих, это правда) были фиксеры (местные, кто помогает на месте с поиском героев), но с ними я договаривалась сама, мне никто ничего не навязывал. Люди шли на контакт. К примеру, одна женщина курирует передачу военных пайков глухим детям, малоимущим и сиротам, она без проблем меня с ними свела, обеспечила машиной с водителем. Правда, сама попросила не попадать в кадр, так как приехала в Донецк из маленького украинского города, и боится лишний раз светиться.
Что касается государственных учреждений, то и там шли на контакт. Мы просто забыли, что дончане – не монстры, а такие же украинцы как и мы, просто сейчас оказались в определенных обстоятельствах. Я не говорю о боевиках, но учителя, воспитатели интернатов – они же обычные люди, и много людей аполитичных, не примкнувших ни к кому.
– Как ты передвигалась по Донецку?
– Может быть, вы удивитесь, но в Донецке и службы такси работают, причем по адекватным тарифам, так что с передвижением вопросов не было. Обычно нанимала драйвера на день. Или давали транспорт фиксеры.
– Были ли дети, которые отказывались отвечать, или которым воспитатели не давали что-то сказать?
– Никто не предлагал записывать детей с подготовленными речевками. Это очень подкупило. И над душой не стояли во время съемки, поэтому все говорили честно. Конечно, в приюте для сирот, как это водится, устроили специально концерт с песнями советской эпохи, в фильме есть эпизод, как дети поют «Солнечный круг», полное ощущение машины времени, перенесшей в 70-е годы в СССР.
– Как тебя воспринимали дети и взрослые в Донецке? Чувствовалось ли напряжение, они видели в тебе вражеского журналиста?
– Воспринимали дружелюбно, наверное, потому что я не осуждала их взгляды. Моя работа фиксировать, а не устраивать судилище, кто, почему и за кого в этой войне.
Был только один эпизод, не в этой экспедиции для фильма, когда я снимала одно подразделение, а у них там была девочка с автоматом и по совместительству журналистка. И мне командир начал рассказывать, что так и нужно – утром снимать, а ночью стрелять. На что я корректно ответила, что я не участник боевых действий и оружие в руки не беру.
– Что-то осталось за кадром или, может, ты что-то специально не включила в фильм
– Все, что успела снять, вошло, но, конечно, только самая яркая часть материала. Увы, не успела побывать в интернате для детей больных ДЦП, он продолжает функционировать в Донецке.
– Сколько дней ты была в Донецке, и сколько времени заняла работа над фильмом?
– В Донецке я была чуть больше недели. Потом был еще выезд в Святогорск, это уже наша территория. Там есть детский дом «Изумрудный город», где собрали эвакуированных из зоны конфликта детей. Директор учреждения – суперженщина! Она очень переживала, чтобы все было показано корректно, как о них, так и о донецких, чтобы никому не навредить. Надеюсь, так и получилось.
Еще снимала семью под Житомиром, где отец пошел в саперы. Как человек, который снимает многих политиков, скажу, что ни один из них не стоит интервью вот с таким многодетным отцом, ушедшим на фронт сапером.
Сценарий и монтаж фильма заняли около двух недель. Правда, после командировки в Донецк еще неделю выдыхала – нужно было переварить все увиденное, очень сложно психологически.
– Как я понял, фильм не выходил полгода, что дало тебе возможность добавить свежую информацию о некоторых героях фильма. Почему он так долго лежал на полке?
– Я специально сделала паузу, чтобы узнать, изменится ли жизнь моих героев за полгода. Так и случилось. Мама-боевик родила ребенка, школу для глухих восстановили. С некоторыми, как с братьями из приюта, увы, пропала связь. Жду, что будет реакция после фильма, и они объявятся. Уже есть много откликов и Донецка от зрителей, все тронуты.
– Ты не боишься, что у некоторых детей, например, у этих двух братьев, могли быть проблемы после съемок?
– Будем надеться, что нет. Ведь они не рассказали ничего, что бы противоречило логике – дети не должны воевать.
– Ты заметила разное видение того, что сейчас происходит на востоке страны, у детей из Украины и ДНР?
– Дети из Украины о войне, к счастью, не знают. За исключением тех, чьи отцы принимают участие в АТО.
– Как ты думаешь, почему воспитатели донецкого детского Центра в ДНР так искренне думают, что в Украине убивают и насилуют переселенцев?
- Потому что зомбоящик действует, пропаганда работала во все времена. Люди склонны верить тому, что слышат с экрана. Украинская пропаганда, менее качественная, чем российская. Нужно это признать, не хорохорясь.
– Как ты выбирала героев с украинской стороны?
– Искала тех, с кем связаны яркие истории. И люди, прошедшие фронт, они же самые настоящие, и мысли у них четкие и верные. Вот женщина спросила: «Как мне объяснить детям, за что мы воюем?» Думаю, ответ украинского президента на пресс-конференции не этот вопрос ее бы не удовлетворил, и он не был бы откровенным.
– Давай еще раз, можно ли верить всему, что ты увидела в Донецке? Не было ли что-то подстроено именно для тебя?
– Повторяю, дети не врут. Да и ложь быстро определяется.
– Ты видела у детей ДНР, с которыми ты беседовала, желание вернуться в Украину?
– Большинство считает, что их дом – Донецк, а, значит, они не будут из него уезжать. И все хотят мира.
– Понимаешь ли ты тех жителей «ДНР», которые, вроде бы, за Украину, но так и не решились уехать из Донецка?
– У каждого есть свои причины. У одних родители-инвалиды, другие бюджетники, привязанные к своим школам и шахтам. И люди ценят свой дом, они не покидали его раньше и сейчас не хотят. Не их вина, что случился конфликт. А сейчас же, типа «перемирие», так что многие вернулись назад в Донецк, не прижившись в других городах, таких людей очень много.
– Как ты думаешь, какой общий настрой жителей ДНР? Насколько они разные? Что хочет большинство: вернуться в Украину, быть самостоятельными, примкнуть к России?
– Я не проводила соцопросов, но проукраински настроенных людей много. Или, как минимум, у них нет агрессии по отношению к Украине. Многие учителя, врачи жаловались, что потеряли контакты с коллегами в Западной Украине и Киеве и хотели бы их восстановить.
–Ты была в Донецке уже после этих съемок? Как там сейчас обстановка?
- Не была, там сейчас застой, как передают мои инсайдеры, ситуация заморожена.
– По какую сторону границы и с кем тебе было проще общаться?
- Мне просто и интересно со всеми, я же 15 лет проработала репортером.
– В финале фильма одна девочка говорит своим друзьям, что когда они вырастут, то войны уже не будет. Ты лично в это веришь?
– Да, иначе не будет Украины, войну нужно прекратить.
– Ты заметила разницу между детьми из Украины и ДНР?
– В ДНР война многим сломала психику, и дети очень быстро повзрослели.
– Как Савик Шустер узнал о твоем фильме? Где ты еще планируешь показы?
– Фильм Савику передала моя хорошая знакомая, и буквально на следующий день был его ответ – хотим дать в эфир. Планирую показать фильм на фестивалях, в том числе международных, уже есть англоязычная версия.
– Считаешь ли ты, что пропаганда вредит обеим сторонам конфликта? Что нужно делать в этой ситуации? Больше общаться, показывать, что происходит, приглашать в поездки журналистов?
– Я хочу организовать телемосты между Донбассом и Киевом, другими городами, подключить иностранных экспертов. Пора перестать навязывать образ врагов, лепя из мирных жителей Донбасса злодеев, украинские каналы этим продолжают заниматься.
По поводу украинских журналистов – дадут команду «фас», и они толпой поедут в Донецк, покажут, как там все на самом деле. Просто еще не свершилась такая политическая воля.
– Лена, давай определимся: в твоих ответах написать «ДНР» в кавычках, как делают украинские СМИ, чтобы подчеркнуть непризнанность этих образований, или без?
– Пиши «так называемая ДНР».
– Хорошо, тогда пусть все так и остается, читатели будут иметь это в виду. Ты не боишься, что после фильма и этого интервью кое-кто из патриотично настроенных украинцев тебя не поймет – показываешь, что в Донецке продолжается обычная жизнь, утверждаешь, что никто там тебе не мешал работать, призываешь к диалогу?
- Мне неинтересны мнения воинственно настроенных людей, которые говорят о том, чего не знают и не видели своими глазами. Диалог давно нужно было начать, те же Минские переговоры длятся уже год.
– Какие твои новые работы можно ожидать в ближайшее время?
– Хочу снять цикл о судьбах соотечественников в Европе и США, давно задумала этот проект. Загвоздка в финансировании. Возможно, наконец-то возьмусь за книгу о работе репортера, много историй накопилось.
Игорь Магрилов, Berlin-Visual
Елена Солодовникова Шустер Live:
Зона боевых действий...уже несколько лет...хорошего там точно ничего нет
в моем фильме - точно ннет о том, что там хорошо
Не так там все хорошо на Донбассе, как кажется по телевизору. Большинство людей недоумевают, зачем вообще была нужна эта война. Вот рассказ местной жительницы про нынешнюю ситуацию на Донбассе: politnews.net/13486 Не очень то и нравится им теперешняя жизнь.